Вести сегодня (Рига)
146 (889) 27.06.2002
Николай КАБАНОВ
Мария Розанова: «Русская культура не растворяется»
Многоточие парижского «Синтаксиса«Улочка Бориса Вильде в
пригороде Фонтане-о-Роз (Розовые Фонтаны) названа в честь
русского эмигранта, долголетнего жителя Таллина, придумавшего
знаменитый термин французской истории Resistance и убитого за
это немцами.
Ехать туда далеко на метро до конечной, Орлеанских ворот, и
потом еще остановок пятнадцать на автобусе. Там как будто и не
Париж. Узенькие улочки, гомон птиц орнитологический заповедник
тут. А еще «красный пояс» дешевого жилья и заповедник русской
словесности, ведь три десятилетия здесь живет Мария Васильевна
РОЗАНОВА, основатель литературно-публицистического альманаха
«Синтаксис». И уже пять лет как в этом доме живет ТЕНЬ хозяина.
Андрей СИНЯВСКИЙ, он же Абрам Терц, как будто вышел покурить. И,
кажется, сейчас он появится на пороге, похожий на сказочного
гнома, надсадно откашляется и загнет что-нибудь
парадоксальное...
Ваш дом, Мария Васильевна, буквально ломится от книг. Но вот
и компьютер стоит. Значит, вы все-таки переходите в режим
он-лайн?
У книги есть запах. У компьютера его нету. У книги есть
разная бумага. У книги есть возможность засунуть ее под подушку
или в карман и прочесть там, где нравится.
У книги есть возможность ее разорвать, если не понравится.
Да, между прочим! И выкинуть ее в помойку. Я, между прочим,
со многими книгами так поступала. Но я очень старая. Мне хорошо
идет восьмой десяток. И я очень давно хорошо отношусь к тому,
что человечество производит, как ученый-гельминтолог. Жизнь
научила меня быть очень-очень спокойной. Меня не проймешь, и
меня очень трудно возмутить.
А возбудить текстом можно?
Да, я была членом жюри премии «Антибукер» и выдвинула на нее
Игоря Яркевича, что было воспринято как поступок сугубо
хулиганский. Конечно, мой герой никуда не прошел, но его
пригласили на банкет в Москве, где он надрался и вел себя
абсолютно неприлично. Тем не менее я об этом не жалею.
Вы воспринимаете себя как «повивальную бабку русского
постмодернизма»?
Да, как старая мудрая черепаха. Но, простите, слава России
как самой читающей страны... Чем интереснее книга, тем меньше у
нее тираж. А Пелевин разве он не вторичен?
Но, если копнуть поглубже, таким же вторичным можно признать
и Достоевского.
Мне трудно говорить о Достоевском я его не любила и почти
ничего не читала. Меня безумно раздражал его текст. Как-то
«человек как тварь дрожащая» мне, простите, как серпом по яйцам.
Во мне сидит все-таки ощущение, что я сделана по образцу и
подобию Божьему.
Примеры из XX века наглядно доказали, до какого состояния
можно довести человека. В лагерной литературе об этом очень
достоверно написал Шаламов.
А ты не доводись до такого состояния, сука! Понимаете, я
ехала в первый раз на свидание к Синявскому, и меня опекали
старые лагерники те же самые Шаламов, Домбровский, Копелев я
с ними познакомилась только после ареста Синявского
рассказывали, как в лагере трудно. И вот я волоку с собой жратву
всякую в комнатенку, которую нам выдали на трое суток, и выходит
ко мне Синявский. Страшный, стриженный коротко, нехорошо
заросший. Я готова его жалеть, а его первыми словами были:
«Машка, здесь так интересно!» Ты, писатель, ты найди интерес!
Хотя Шаламов хорошие тексты написал.
Есть и другой столп лагерной литературы Солженицын. Недавно
Владимир Войнович, карикатурно изобразивший его как писателя
Карнавалова в «Москве 2042», выпустил про него целую книгу. Я
еще не читал, но примерно представляю общее направление. А вы
как, Мария Васильевна, за Войновича или за Солженицына?
Видите ли, у нас была своя полемика с Солженицыным в журнале
«Синтаксис». Я, простите, Солженицына очень не люблю. Когда в
1965 году Синявского взяли, Александр Исаевич сказал: «Негоже
русскому писателю искать славы за границей». В этой паре я,
конечно, на стороне Войновича.
А антипутинская позиция Войновича?
Я разделяю антипутинскую позицию. Путин мелькает иногда на
экране, да мне вообще не надо читать его выступлений. Вот сейчас
предстоит процесс Лимонова. И для меня проблема предельно
простая сколько-то мальчишек и девчонок лимоновских объявили
голодовку. Они требуют одного открытого суда! Понимаете? Если
судить Лимонова, то судить его судом открытым. Государство и
глава государства допускают слишком много тайн и секретов, чтобы
я относилась к ним хорошо. Пожалуйста, он мог быть кагэбэшником!
Я в своей жизни встречала и очень славных кагэбэшников, и
негодяев священников. Но вы что, думаете, 1937 год за один день
наступил? К нему подходили «на бархатных лапах». Меня поэтому
очень пугает сейчас этот гигантский интерес к спорту я же все
это хорошо помню, когда пели «Эй, вратарь, готовься к бою». Это
было в 1935 году. Поэтому, хотя мы сейчас идем не по кругу, а по
спирали, я думаю где мы, в 1929 или в 1932 году? Вот так же
говорили в 30-х годах: «А как же радио? Мы будем слушать!»
Ничего, попросили сдать
приемники.
Но мы живем в 2002 году, и сам феномен большого государства
предполагает секретность. И ваша Франция, и Америка. Вот,
скажем, Буш вы же когда видите его, понимаете, что он врет.
Мне плевать на то, какой Буш. Мне он неинтересен. Потому что
не Буш и не его администрация решают, как будет жить
американский фермер. А в России, пока там все так завязано,
добра не будет. Конечно, нехорошо, что лимоновские ребятишки
залезли к вам на колокольню, чем-то махали и снимали их с
ОМОНом...
Ну, ОМОН у нас еще в 1991 году ликвидировали.
Это, знаете, как в анекдоте: застрахерьте меня, пожалуйста.
Не вижу принципиальной разницы. Но при ближайшем рассмотрении
оказалось, что гранаты того, фуфло! Их нельзя было судить за
теракт. Можно было за хулиганство, злостное. Но мне не
нравится, что их судили за терроризм.
Вы живете в необыкновенной по европейским меркам стране,
которая изо всех сил старается сохранить свою «самость».
Да, французы очень большие патриоты. Это в какой-то мере
хорошо. Я обо всем в мире сужу по «сухому остатку». Они сумели
сохранить Париж и прочие французские города. И при том, что
население размножается, они стараются, чтобы они не стали
безобразными. А с людьми из Африки и Азии Франция расплачивается
за свои колонии. Колонии это вина государства. Так же, как
Америка расплачивается за черных рабов, несет этот крест.
А русская культура, часть которой вы с Синявским привезли
сюда в чемодане, стала частью французской?
Русская культура, к сожалению, не растворяется. Вот мы раньше
голосовали за Жискара, а сегодня я на выборы не пошла. Мой сын
тоже. Он экономист очень высокой категории, основал
экономическую консультационную фирму. Он от своих русских корней
отошел очень давно. Возненавидел русскую эмиграцию, нахлебался
он был «сын врага народа», как Синявского здесь окрестили из-за
вражды с Солженицыным, из-за вражды с «Русской мыслью». Ведь для
русского человека очень важно видеть свой текст, напечатанный
по-русски. А Синявского не печатал НИКТО! Он говорил: «В Москве
было легче. Можно было посылать за границу. А здесь куда
посылать на Марс, что ли?» И вдруг в один прекрасный день я
сказала ему: «Слушай, Синявский, давай тебя буду печатать я!
Сделаем журнал одного автора».
Но выяснилось, что вы не одни.
Да, там появился Лимонов. Только слух прошел, что мы
собираемся делать журнал, и выяснилось, что таких изгоев в
эмиграции очень много. Мы не стали «белыми», «зелеными» мы
остались самими собой. Сейчас же русская эмиграция это
бесформенная масса. Да и русские в Латвии понемножку вымрут. Я
не знаю, как ваши дети, но ваши внуки отойдут от этого.
Газданов приехал сюда, в Париж, в 1919-м и писал по-русски
даже тогда, когда приехали вы.
Обыкновенная человеческая выносливость, ничего больше. Это
останется в истории, что вот было такое племя. Жили тут
русские. Есть ведь процветающие страны без великой культуры
Швейцария, например.
РУБРИКА |