Сон в новогоднюю ночь
А. Валентинов

Четвертый раз за день отправляли Женю Лукашина в Ленинград, куда-то неслись тройки «Вестей», на двенадцати каналах ели, пили и не без выдумки юморили известные лица. Тут были Хрюн, Степан и Жириновский. Зюганов резвился с Мадонной, пели Хакамада и Черномырдин, Новодворская в дуэте с Шандыбиным, все известные телеведущие... в роли дрессировщика пел даже Путин.
Вдруг в совершенно непотребном виде открылся Ю.Черниченко в каске на голове, с голиком в портфеле и в валенках. Он стоял в чистом поле на перевернутой шайке с надписью «фермерство» и свободной рукой регулировал движение, направляя нужных людей в сторону указателя «баня на последнем рубеже».
Следующая картина была не менее удивительной — перед господами в смокингах, сидевшими на лавках в полутьме предбанника, под ручку то ли с Б. Брыльской то ли с И, Зайцевой предстал некто без штанов, в цилиндре, одновременно похожий на Ширвиндта и Гафта. За ими следовали прочие герои традиционного «С легким паром» в «бейсболках» муниципальных ментов и с портупеями на семейных трусах. В дверном проеме маячили еще какие-то личности в кепках и ермолках, с вениками и... плакатами.
Как видно для сидевших в бане появление гостя не было неожиданностью. Публика была подготовленной, все были в курсе, вели себя сдержанно, — те что «с плакатами», оттесненные «ментами», остались за пределами бани. Только один персонаж, давно и мирно похрапывал, пуская слюни на чучело бегемота. В нем угадывался непременный участник всех «банных и гаражных дел» Э Рязанов.
— Вопрос, что делать, горозадые вы мои, — начал гость без предисловий и почему-то покосился на портфель стоявшего рядом Черниченко, — давно и бесповоротно решен самой историей и нашей действительностью. Даже с точки зрения непомерной стоимости проекта, речь о котором впереди.
Вопрос даже не в выборе территории для проведения (не побоюсь этого слова в кругу друзей) колонизации, которая на мой взгляд, не нуждается в обсуждении. Из доступных нам обширных территорий, в ее старом и новом понимании, только одна страна имеет перспективы. Имею ввиду Россию, в основном ее западные, южно-сибирские и весьма ограниченно дальне-восточные земли. О прочих регионах земного шара и России можно говорить только как о специфических местах пребывания убывающего под нашим управлением местного населения.
В контексте вопроса вывод возможен только один: нам нет нужды тратить силы на освоение джунглей экваториальной Африки, Юговосточной Азии или бесплодных просторов Австралии. Но пока мы не в состоянии овладеть и Россией, в том смысле как это представляется кое-кому сегодня — прямой колониальной экспансией. Имею в виду, полную ликвидацию ее политического, военного и экономического суверенитета с подчинением населения нашим интересам. С чудовищным идеологическим наполнением вашей совдепии мы справились и действительно находимся на пути к полному подчинению экономики России. Мы как никогда близки к решению военно-стратегических проблем.
Но не стоит особенно заблуждаться.
Так называемые «русские силы» еще находятся в беспокойном брожении и не исчерпали своих возможностей. Русский мир остается враждебным для нас. Он известен нам лишь в ничтожной степени, а процесс, начатый в начале восьмидесятых, пока не приобрел необратимый характер.
Сколько новых потрясений для нас он скрывает в себе?
Следовательно, и Мы не должны предпринимать невозможного. Форсирование колонизации России, даже в преддверии мирового сырьевого кризиса, дало бы нам только бесполезные жертвы. Тем более, что плодом несостоятельных фантазий и безумных авантюр будут преждевременные разочарования.
Вопрос о необходимости колонизации России исторически был ясен уже в середине ХХ столетия, и сегодня нет ни одного доклада, который бы оставлял сомнения на этот счет.
Таким образом, если дело идет глобальном переделе мира и даже о грядущем массовом переселении, то, конечно, имеется в виду только Россия с ее громадной территорией и ничтожным населением. Препятствия со стороны природы преодолимы, а наши действия, несомненно, принесут пользу. Имею ввиду не только мощь Западной цивилизации и разумные направления освоения новых для нас территорий, но и неисчерпаемы богатства русской Евразии. Они превосходят то, что могут дать все остальные территории сегодня и в десятки раз больше дадут в будущем.
Именно поэтому я употребляю слово «супер».
Самое дело суперколонизации уже подготовлено хотя и невысокой культурой, существующей в России. Следует учесть и наше усилившееся влияние. Все это, разумеется, известно присутствующим.
Если Мы находим нужным что-то обсуждать, то исключительно по той причине, что имеется одно препятствие. Это — русский народ. Его существование не дает оснований полагать, что нужные нам территории будут добровольно отданы или русские уступят сколько-нибудь значительную часть своей территории. Это вытекает из всего характера их культуры. Ее основа есть национальная собственность, огражденная организованным и мощным насилием, которое позволяет эксплуатировать только ничтожную часть доступных ресурсов и одновременно является гарантией существования русских многие столетия. Им нет нужды в новых территориях.
Для сохранения существующего высокого уровня жизни и стабильности нашего мира необходимо систематическое и глобальное освоение новых территорий. Оно носит жизненно важное для нас значение и для нас нет другой альтернативы.
Но мы уже можем представить, как отнесется часть населения России к естественному и разумному предложению с нашей стороны — уступить нам часть их территории, даже взамен предложенных гарантий приобщения части их общества к нашему образу жизни. Этого не случится даже при наличии демократически настроенной части населения, для которой суперколонизация даже с применением грубой силы и насилия с нашей стороны — это не вопрос выбора.
Хотим мы этого или нет — существование суверенной России и «русского народа» заставляет нас принять экстренные меры. Мы обязаны продолжить в ближайшие 25, а может быть 50 лет, политику, цель которой — суперколонизация России при условии сохранения мира в обозримой перспективе для нашей цивилизации.
Если бы при худшем обороте событий дело шло только о том, чтобы один раз доказать перевес нашей силы, это было бы сравнительно просто, но потребовало бы больших жертв, чем любая из обычных, бессмысленных и бесполезных войн прошлого. Существующие у русских ядерные арсеналы и потенциальные возможности для формирования так называемых массовых армий не позволяют даже надеяться на быстрое осуществление нашего замысла. Пока мы недостаточно сильны, чтобы уничтожить в несколько минут их варварскую армию без ущерба собственной безопасности. Тем более, что такого рода акция могла бы вызвать непоправимые для нас последствия.
В вечной борьбе за существование у русских сложилась паталогическая особенность, называемая патриотизмом. Это неопределенное, но сильное и глубокое чувство у русских заключает в себе и недоверие ко всем чуждым народам и расам, и стихийную привычку к общежитию на освоенной территории, и какое-то особенное коллективное самомнение, граничащее с непонятным для нас самопожертвованием. Душевное состояние русских чрезвычайно усиливается и обостряется после военных поражений, особенно когда победители отнимают у побежденных часть территории. Тогда русский патриотизм приобретает характер длительной и жестокой ненависти к победителям, месть становится жизненным идеалом не только в среде маргинальных элементов народа, но и в «высших» классах. Нет нужды упоминать о трудящихся массах, в которых патриотизм порождает самопожертвование, граничащее с мазохизмом.
Допустим, что мы взяли себе часть территории России посредством необходимого насилия. Главные трудности только начались бы с этого момента. Несомненно, это привело бы к объединению большей части «россиян» в одном чувстве русского патриотизма, в беспощадной расовой ненависти и в озлобленности против наших колонистов. Подобно современному Ближнему Востоку это привело бы к истреблению наших пионеров, какими бы то ни было способами, вплоть до самых варварских. По языческим понятиям русских это стало бы в глазах населения колонизированной России «священным и благородным подвигом», дающим бессмертную славу. Существование наших колонистов в этих условиях сделалось бы совершенно невыносимым.
Какие же мы видим альтернативы этому губительному пути?
Вы знаете, что разрушение жизни — дело достаточно легкое.
Это показала новейшая история — в глобальном плане мы явились счастливыми свидетелями события, которое случается раз в тысячелетие, и с гордостью можем заявить, что являемся творцами разрушения последней империи — СССР.
Итак, для культуры России, мы оказались неизмеримо сильнее не в открытом военном столкновении, а в скрытой борьбе, при ожидаемых для нас результат пятидесятилетнего противостояния. Нужно отметить, что наше «искусство истребления» оказалось несравненно более высоким, при всем своеобразии их «созидающей культуры и традиций».
Жить вместе с русскими и среди них было бы, конечно, невозможно. Это означало бы вечные заговоры и террор с их стороны, постоянное сознание неотвратимой опасности и бесчисленные жертвы для наших колонистов. В конечном счете, пришлось бы выселить их из всех занятых нами областей — выселить сразу десятки, может быть, сотни миллионов.
Но стоит ли идти по этому пути, если при известном терпении можно занять безлюдные территории без потрясений для нас? Стоят ли того наши жертвы, если при общественном строе, не признающем наших ценностей, при их социальных отношениях, обусловленных и лишенных гибкости наших способов производства, не допускающих достаточно быстрого расширения производительности и перераспределения продуктов труда, — эти миллионы выселенных нами русских были бы в громадном большинстве и так обречены на голодную смерть. Но уцелевшее и рассеянное нами население без сомнения образовало бы кадры ожесточенных, фанатичных агитаторов против нас на всей подконтрольной нам территории.
Допустим, что вопреки нашим интересам на промежуточном этапе суперколонизации пришлось бы все-таки продолжать непримиримую войну. Страх экспансии с нашей стороны и великая расовая ненависть направили бы все силы России на организацию войн против нас. Вся область нашего влияния должна была бы превратиться в непрерывно охраняемый военный лагерь. Если уже теперь их оружие гораздо совершеннее их орудий труда, то тогда прогресс создания истребительной техники пойдет еще быстрее. В то же время они будут ожидать случая для внезапного военного нападения, и, если им это удастся, они, несомненно, нанесут нам большие неприемлемые потери, хотя бы дело и окончилось нашей победой.
Кроме того, нет ничего невозможного в том, что они продвинуться в разработке оружия, в том числе основанного на новых принципах. Вы понимаете опасность мирного сосуществования на принципах не войны ни мира, паритета и разумной достаточности для нас.
Уровень культуры России на рубеже тысячелетий примерно соответствует уровню развития США середины прошлого столетия. С известными натяжками можно сказать, что в России также безраздельно господствует капитал, свободное предпринимательство и рынок и не существует пролетариата, как класса ведущего борьбу за социализм. Многие думают, что недалек уже момент полного переворота, который устранит систему организованного насилия и создаст возможность свободного и быстрого развития человеческой жизни в России на основе наших ценностей.
Но при этом Мы должны обеспечить гарантии безопасности нашей цивилизации.
Каковы же могут быть условия безопасного существования нашей цивилизации и пионеров колонистов среди этих опасностей и этого вечного ожидания удара террористов и партизан? Не будут ли отравлены все радости жизни, если самый тип ее очень скоро был бы извращен и принижен. В нее мало-помалу проникли бы подозрительность, мнительность, эгоистическая жажда самосохранения и неразрывно связанная с нею чрезмерная жестокость. Эта суперколония перестала бы быть нашей колонией, превратившись в несколько милитаризованных самоубийственных республик среди побежденных, неизменно враждебных нам племен. Я имею ввиду, не только то, что называется бывшими советскими республиками, но и страны так называемого бывшего лагеря социализма с их безнадежно испорченным населением.
Повторяющиеся нападения с их жертвами не только порождали бы чувство мести и злобы, искажающее дорогой нам образ человека Запада, но и объективно вынуждали бы к переходу из самозащиты в беспощадное наступление. Очевидно, что наша цель уничтожение русской культуры, без каких либо сожалений и оснований для возрождения. Может случиться так, что после бесплодной мучительной растраты сил дело пришло бы неизбежно к той постановке вопроса, какую мы, существа сознательные и предвидящие ход событий, должны принять с самого начала: колонизация России требует полного истребления ее населения.
Среди слушателей проносится ропот ужаса, из которого выделяются громкие негодующие восклицания. Когда тишина восстанавливается, гость спокойно продолжал.
Надо понять необходимость и твердо смотреть правде в глаза, как бы ни была она сурова. Нам предстоит одно из двух: либо остановка в развитии нашей западной цивилизации, либо уничтожение чуждой нам русской культуры. Ничего третьего перед нами нет.
Я знаю, что имеют в виду те, что сомневаются в такой постановке вопроса. Это те, что протестуют против глобализации за стенами этого сооружения.
Я разберу сейчас третью возможность, которую они предполагают.
Это — утопическая идея «перевоспитания всего земного человечества», план, к осуществлению которого еще недавно стремились коммунисты и склонялись наши либералы, от которого теперь мы должны решительно отказаться. Мы достаточно опытны, чтобы понять всю утопичность этой идеи на практике.
Но и у нашей современной цивилизации есть некоторые особенности, сильно изменяющие все дело. С одной стороны, не смотря на явные успехи, наш мир еще раздроблен политически и национально, так что борьба за его утверждение ведется не единым фронтом, не представляет цельный процесс в одном обширном свободном обществе, а как целый ряд самостоятельных и своеобразных процессов в отдельных обществах, разъединенных государственной организацией, языком, иногда и расовыми предрассудками. Поэтому мы сторонники глобализации.
С другой стороны, формы социальной борьбы в России гораздо грубее и механичнее, чем это было у нас, и несравненно большую роль в них играет прямое материальное насилие, воплощенное в постоянных армиях и вооруженных восстаниях. Но даже там, где социализм удержался и вышел победителем, его характер оказался глубоко и надолго искажен нашим влиянием, годами осадного положения, военщиной и постоянным террором с нашей стороны, и, увы, с неизбежным для нас последствием — варварским «советским патриотизмом».
Благодаря всему этому и после разрушения СССР получается, что вопрос решения проблем эволюционным изменением ситуации становится тоже очень неопределенным: предвидится не одна, а множество революций, в разных сферах, в различное время, и даже во многом неодинакового характера, а главное — с неустойчивым течением и сомнительным для нас исходом.
Господствующие классы, опираясь на армию и военную технику, в некоторых случаях могут нанести истребительное поражение подчиненным классам и нациям. Примеры подобного рода в прошлом уже бывали в истории Земли и на десятки лет отбросили назад наше дело. Наиболее убедительный — строительство коммунизма в России и в отдельных странах соцлагеря. Не принятые в свое время решительные меры, отбросили нас в осуществлении своей цели на целое столетие.
В священной борьба за собственное господство, высшие классы наших стран направили все свои усилия на разрушение этих «островов советизма» невоенными мерами и нашли достаточно союзников, готовых принять нашу идеологию, прежде всего в числе потомков прежних и новых собственников.
Наша ставка, затраченный на разрушение СССР триллион, оправдала себя. Кое-кто готов ее удвоить и даже утроить ставку в виде инвестиций, которые без сомнения будут частью присвоены и будут способствовать эммиграции из России. Буду откровенным, возможно, что по нашему указанию часть средств будет пущены на ликвидацию национального производства под видом конверсии, демилитаризации и снижения уровня военной опасности. Возможно, нам удастся окончательно уничтожить былую военную и экономическую мощь русских. Но для этого не нужны триллионы. Тем не менее, задача нашего вмешательства должна заключаться в том, чтобы помочь торжеству этих процессов при минимуме затрат и потерь с нашей стороны.
Как это возможно сделать?
Во-первых, мы можем должны поддерживать в России наших союзников в их борьбе и помочь им сломить сопротивление подчиненных классов. В том числе «инвестициями для разрушения и разворовывания». Иных способов, казалось бы, нет. Но возможно ли достичь цели на этом пути?
Мы теперь достаточно знаем, чтобы решительно ответить: нет.
Во-вторых, мы можем передать из альтруистических побуждений русским нашу технику, нашу науку, наше уменье господствовать над силами природы и тем самым сразу настолько поднять их «цивилизованность», что отсталые формы экономической и политической жизни России окажутся в резком противоречии с ее традициями и падут в силу своей негодности с точки зрения большинства населения.
К чему приведет передача наших технических знаний и методов? Первыми захватят их в свою пользу и увеличат ими свою силу господствующие ныне в России классы. Это неизбежно, потому что в их руках находятся все материальные средства труда и им служат девяносто девять сотых всех ученых и инженеров, — значит, им будут принадлежать все возможности применения новой техники. И они воспользуются ею настолько, насколько это будет для них выгодно, насколько это усилит их власть над массами. Более того, с учетом своеобразного патриотизма новые и могущественные средства истребления и разрушения, которые при этом попадут в их руки, они постараются немедленно пустить в ход в собственных, а не наших интересах. Мы сами удесятерим их силы и спровоцируем агрессию невиданной силы, собственной слабостью.
Но, как вы понимаете, это не соответствует нашей политической цели и условиям ее достижения. В конечном итоге наша недальновидность на целые десятки лет замедлит достижение наших целей.
Предположим, что цели будут достигнуты.
Но что дальше?
Неизбежное развитие среди всех слоев общества самого ожесточенного и бешеного патриотизма, направленного против нас и против прозападного меньшинство разложат класс мелких собственников, массы наиболее невежественные и темные. Восстановит всех их до крайней степени против крупных собственников и их ближайших помощников — чиновников и ученых, потому что эти массы, по своей сущности консервативны и даже частью не менее реакционны, чем современный пролетариат. Эти консерваторы чрезвычайно болезненно воспринимает всякий быстрый прогресс. Передовая часть российского общества, будет со всех сторон окружена страшно озлобленными, беспощадными врагами (к ним примкнут и обширные слои маргиналов) окажется в таком же невыносимом положении, в каком оказались бы наши колонисты в случае преждевременной экспансии. Будут бесчисленные предательские нападения, погромы, резня, а главное, в обществе не будет условий для того, чтобы руководить преобразованиями в нужном нам направлении. И опять-таки наше вмешательство не приблизит, а только замедлит прогресс.
Наше время для решительного вмешательства, таким образом, остается неопределенным, и не от нас зависит ускорение колонизации. Но, во всяком случае, ждать эго пришлось бы гораздо дольше, чем это возможно для нас. Уже через тридцать лет мы будем иметь 20-35 миллионов избыточного населения, а затем каждый год оно будет возрастать еще на 20 — 25 миллионов.
Не стоит забывать, что население не упомянутых здесь, бедных и перенаселенных стран растет еще быстрее. Надо заранее произвести предварительную подготовку для колонизации, иначе у нас не хватит сил для того, чтобы сразу выполнить ее в необходимых для России объемах и в условиях азиатской конкуренции.
Повторю, сомнительно, что нам удастся мирно столковаться даже с «новыми русскими», и даже с представителями нового правящего класса в России, если бы он неожиданно и скоро образовался по нашим рецептам из числа просвещенных демократов.
Как я уже говорил, это будет во многом не наш мир на долгие десятилетия. Века национального дробления, взаимного непонимания, грубой и кровавой борьбы не могли пройти даром — они оставили глубокие следы в психологии русских; и мы не знаем, сколько варварства существование России сулит нашей цивилизации. Перед нами налицо опыт, который позволяет судить, в какой мере далека от нас русская психология, даже лучших ее представителей.
Можем ли мы пассивно ждать?
Из событий последних дней мы можем извлечь только один урок.
Их жизнь оказалась для нас настолько чуждой, и стоит в таком вопиющем противоречии со всей нашей цивилизацией, что иначе как глубоким психическим расстройством назвать это невозможно.
Но среди двоих сумасшедшим может быть только один.
Итак, остается все та же дилемма: или приостановка нашего собственного развития при наличии чуждой и враждебной для нас русской культуры, и с ней угасания нашей всемирной цивилизации, или спасительная для всех суперколонизация России основанная на истреблении ее населения.
С сожалением, — продолжал докладчик, — я говорю об истреблении всего населения, потому что мы не можем сделать исключения никому. Даже Вам господа.
(Руки «ментов», которых изображали Бурков, Мягков и Белявский) инстинктивно потянулись к пистолетам, которых не было)
Не обращая внимания на ментов, докладчик продолжил.
— Во-первых, нет никакой возможности в процессе всеобщего уничтожения выделить сколько либо значительный слой богоизбранных среди остальных масс населения. И, во-вторых, если бы нам даже удалось сохранить часть населения, они сами начали бы с нами ожесточенную, беспощадную борьбу, жертвуя в ней собою до полного истребления, потому что они никогда не могли бы примириться с убийством сотен миллионов людей, им подобных и с ними связанных многими, часто очень тесными жизненными связями.
В столкновении двух миров и мировоззрений нет компромиссов.
Мы должны выбирать, а вы — подчиниться нашему решению.
Среди присутствующих раздался легкий ропот, с головы Черниченко упала рогатая каска.
— Выбор наш очевиден — высшей жизнью и демократией нельзя жертвовать ради низших форм и варварства. Среди русских не найдется и нескольких миллионов, сознательно стремящихся к действительно человеческому типу жизни. Но даже ради этих нескольких миллионов мы не можем отказаться от возможности продолжения и развития сотен миллионов человек нашего мира.
Это будет жестокий, но правильный выбор, потом что это истребление связано с гораздо меньшими страданиями, чем русские сами постоянно себе причиняют.
Жизнь едина и гуманистична.
И для нее будет только приобретением, если вместо полуварварской демократии России будет торжествовать только наш образ жизни и мировая гармония демократии в ее непрерывном, беспредельном развитии...
При этих словах, у шайки, на которой стоял докладчик, провалилось дно..., у Черниченко от ужаса поднялись остатки волос, и упала рогатая каска. У кого-то из присутствующих со страшным железным грохотом отвалилась жопа, с ясно видимыми винтами крепления и с надписью по-английски — «сделано на западе».
Сидевший в углу остывающей бани генерал Лебедь (в обличье Бурдукова) совершенно незаметный ранее, попыхивая сигарой, невозмутимо заметил: — Вот!...не ищи приключений на свою задницу...
В руках «ворошиловского стрелка» — Ульянова, откуда не возмись, появилась противотанковая граната, и раздался страшный взрыв...
Я очнулся с первой мыслью — «приснится же такая чертовщина!»
В «ящике» только что началась демонстрация очередного рекламного ролика, — профессор Покровский просвещал своего ассистента о чтении российских газет. А на полу еще с прошлого года, так некстати, лежали сборник антиутопий «Вечер в 2217 году», 1990 года издания, раскрытый на 137 странице, и «Московский комсомолец» за 21 декабря с глупой физиономией Черниченко в рогатой каске.
За окном гавкали собаки и слышались нетрезвые песни сограждан, неотягощенных дурацким патриотизмом даже во сне.


РУБРИКА
В начало страницы